Форум » Оккупированные территории » И вот когда ты в двух шагах от груды сказочных богатств... - Преображенка, октябрь 1812 года » Ответить
И вот когда ты в двух шагах от груды сказочных богатств... - Преображенка, октябрь 1812 года
Мигель Фернандес: И вот когда вы в двух шагах От груды сказочных богатств, Он говорит вам: "Бог подаст"! Логическое продолжение сюжета "Вы състь изволили мою морковь..."
Ответов - 55, стр:
1 2 3 All
Мигель Фернандес: ... - Ну конечно!- не выдержал Фернандес, безуспешно пытаясь - в который раз - отобрать у рядового засаленную, изрядно потрепанную от бесконечных рассматриваний бумажку, на которой были нацарапаны не то иероглифы из недавно завоеванного Египта, не то письмена аборигенов какой-нибудь сказочной Индии, о которой Недомерок, наверное, грезил в своих утренних снах. Во всяком случае степень понимания доблестными рядовыми того, что было начертано на листке, попавшем к ним по воле случая, была примерно та же. Нет, героические товарищи, которых успели уже практически сроднить голод, холод и постоянные неприятности, поняли, что речь в послании идет, не иначе, о кладе, зарытом каким-нибудь местным богатеем на дикой русской земле. Некоторые значки им даже удалось расшифровать без особенного затруднения: например, строение, видом своим напоминавшее полуразвалившуюся мельницу, скорее всего, ее же и изображало, а циферки, украшавшие криво нарисованные стрелочки, тоже была вполне знакомы... но вот загадочные меры длины, которые они, без сомнения, сопровождали, могли оказаться чем угодно. И это непонимание рядовой Ланьон предлагал разрешить, обратившись к кому-нибудь из местных за переводом. - Через мой труп!- идея, как понятно, не встретила у скрытного испанца ни малейшего воодушевления.- Ты прямо как дитя малое: мы к ним прийдем с этой вот бумагой, а они, не будь дураки, все быстренько и запомнят, а потом вперед нас по знакомым местам, заголя задницу, побегут. Скорее я Бопрэ расцелую! Ты видел их рожи, хотя б того ж куафера местного? У нас, в Мадриде, таких за решетку сажают, не спрашивая паспорта!
Никола Ланьон: Достав из кармана пустую трубку, Ланьон зажал ее в зубах, чтобы лучше думалось, и принялся вертеть план во все стороны. Кола, разумеется, Сержа видел, и очень даже близко, к равному прискорбию как для французского рядового, так и для русского куафера, так что не мог не согласиться с Фернандесом. И в то же время, чем дольше он таращился на буквицы чужеземного алфавита, в довершение всего не печатные, а прописные, тем сильнее уверялся, что им с Мигелем ни в жизнь эту бредятину не прочесть. - Сказать бы, что вверх ногами смотрим, так нет, - с этими словами Кола наклонил голову под весьма рискованным углом. - Мельница есть мельница, крыльями вниз ее никакой дурак рисовать не станет. Это ведь "о", верно? А это "a"... - он потыкал пальцем в знакомые буквы, обнаруженные в надписях, будто надеялся прочесть их наощупь. - Еще и на русском, небось.
Мигель Фернандес: - Даже если ты отыщешь в этих каракулях половину знакомых букв, тольку никакого.- Фернандес похлопал себя по карманам, ища свой курительный прибор, который ему удалось-таки подтибрить у местного помещика во время непродолжительных визитов внутрь дома. Но трубка не нащупывалась, да и табаку все равно не было, так что испанец лишь жадно сглотнул, почуяв запах обгорелой чашки с жалкими остатками курева, и, сплюнув в сторону, наклонился к записке.- Ну, вот смотри, это, вроде, наше "m". А рядом "о"... или нет? да один черт, ты ж все равно не знаешь, чем они тут расстояние меряют!- он в сердцах было взмахнул руками, но чуть не свалился со скамейки, на которой сидели приятели (на самом деле это была полка в нетопленной бане, где они собрались на этот военный совет). Похабно оскалившись, Фернандес решил пояснить свою мысль. - Мало ли, может они здесь все ... своими причендалами измеряют? Знаешь, как твое мужское хозяйство на местно языке называется?- в этом месте новоявленный полиглот разразился тирадой, которую мы не можем привести по цензурным причинам. Глаза его при этой демонстрации своей образованности заблестели, а физиономия сделалась довольной, как у кота, только что сожравшего полную крынку сметаны.- А знаешь, что это значит? Не созволили бы вы, рядовой Ланьон, прекратить демонстрировать нам свои стати, а почесали бы свой глубокоуважаемый зад и придумали, как нам перевести эту писульку, которую ваш глубокоуважаемый папа в противном случае смело может взять с собой в сортир?
Никола Ланьон: Непринужденность и изящество, с которым Фернандес мог послать по известному адресу, неизменно вызывали у Никола то восхищение, которое испытывает начинающий поэт, выслушивая опус живой знаменитости. Не стоило и говорить, что капитан Ланьон сквернословия не признавал, и дома Кола слова худого не слышал, но в армии без крепкого словца и ружье не стреляло. К тому же, творческая натура Ланьона-младшего тянулась к искусствам в любом их проявлении. - Сильно, - уважительно вздохнул он, - только очень быстро, я по-русски не запомнил... Поскрипев трубкой, Никола предложил: - Давай так - кто тут из местных по-людски говорит? С куафером ясно... Господа, конечно, разумеют. Миге-ель! - глаза рядового азартно заблестели. - А давай у барышни с качелями спросим, а?
Мигель Фернандес: Испанец посмотрел на подельника так, словно тот предложил, сняв штаны, пойти ловить известным местом ежей в кишащие партизанами леса. Но тон, каким он заговорил с Никола, выражал полнейшее и совершеннейшее согласие. - Ну, правильно. Нет, все верно. Ты молодец, рядовой, удивляюсь только, как ты до сих пор такой умный, а армией не командуешь. Смотрю я на тебя и диву даюсь: или вас по приказу Недомерка вашего такими умнющими делают? Ее друзья-родственники золотишко по углам попрятали, а ты ей сейчас бегом рассказывать, что мы план нашли. Нет, давай, я не против,- он закатил глаза и покачал головой, словно удивляясь, что без мудрого старшего товарища Ланьон еще не начал путать ложку и собственные разбитые башмаки. Хотя один хрен, хлебать, кроме водянистой жижи на завтрак, обед и ужин ни тем, не другим было нечего. - Может, ты лучше сразу посоветуешь, как эту ихнюю Макскаву взять? А то гляжу я, славной победы что-то не видится. Тебя, вестимо, в штабе с разными вашими Мюрадоворотами и прочими Букетами нехватает. Ума-то с гору, да гора-то сору,- от огорчения он даже прекратил попытки выдернуть у Никола таинственное послание, и угрюмо уставился в угол. - Значит так,- произнес разжалованный капрал некоторое время спустя,- нужен нам человек свойский, не из бар, и такой, чтоб достать мы его всегда могли, если понадобится. Ну и, если тебе уж так невтерпеж, девица,- глаза испанца лукаво блеснули. Подмигнув приятелю, он взъерошил давно не мытые русые волосы. - Слушаю предложения, рядовой.
Никола Ланьон: Ответ на эту загадку немудрено было найти, не то что разбираться с закорюками на таинственной карте или выслеживать, где коварный Серж прячет свои несметные сокровища. Кола уже успел убедиться, что запугивать девиц - сплошь удовольствие, и не стал бы менять его на риск ходить с разбитой физиономией после расспрашивания мужской прислуги. Пол предполагаемого источника ценных сведений изрядно ограничивал выбор, собственно, можно было подумать только о горничной мадемуазель или об ее компаньонке. Коль скоро последняя все же была почти ровней хозяйской дочери, то вывод напрашивался сам собой. - Анастази! - торжествующе изрек Никола, в очередной раз засипев трубкой. Если бы в ней тлел табак, то облачко дыма ознаменовало бы этот триумф разума.
Мигель Фернандес: Испанец, не ожидавший, что озарение снизойдет на его приятеля так скоро, а, главное, так удачно, почесал нос. Девицу, окатившую их достопамятным утром ледяной водой, он неоднократно замечал снующей в дом и из оного, так что предложение Кола не было лишено резона. Но, как на грех, Мигеля разобрало сомнение в грамотности русских крестьян. По-французски они, во-всяком случае, понимать отказывались, не говоря уже о великом и могучем мадридском диалекте, который был родным для рядового; разве что любимые с детства имена напоминали на здешнем наречии название вышеупомянутой мужской стати, и от этого было почему-то обидно. Довольно сильно обидно, я вам доложу. - Думаешь, она читать умеет?- протянул Фернандес, понимая, что сам сел в лужу, предложив использовать прислугу в качестве переводчиков.- И, знаешь, вот что: весь план мы ей, разумеется, не покажем. Предлагаю оторвать кусок, где написано... Ну или перерисовать. Куда-нибудь,- он почесал ухо, пытаясь сообразить, откуда можно достать бумаги. Выходило плохо, потому что даже большинство книг, найденных замерзающими победителями в Преображенке, уже давным-давно было пущено на растопку.
Никола Ланьон: Ланьон всегда надеялся на лучшее, даже в самых, казалось бы, безнадежных случаях, но при этом не был совсем уж лишен житейской сметки. - Это ты точно заметил, может, она и вовсе неграмотная... - вынужден был признать Кола. - Надо сперва проверить, разумеет ли она азбуке, а то и прочесть не прочтет, и лишнего своей барышне растреплет. Он в очередной раз повернул перед глазами истертый листок: было очевидно, что попытка оторвать полоску с надписью будет для бумажки такой же роковой, как подвернувшийся каштан - для сапога рядового Ланьона. Воспоминание о порванной обувке оживило в воображении Никола картинку октябрьского снегопада и одновременно породило очередную блестящую идею. - А давай прямо на снегу напишем. Только не сразу все, а так, пару букв, чтобы понять, соображает или нет. -
Мигель Фернандес: Мигелю очень хотелось предположить вслух что-нибудь касательно органа, которым Кола будет выписывать буквы на холодном здешнем снегу, но он удержался. Положение, и впрямь, было незавидное: добывая чернила и бумагу для перерисовки, приятели рисковали привлечь к предприятию вовсе не нужное внимание, а во всех остальных случаях могли и вовсе утратить драгоценный документ. Копировальных приборов, как это наверняка известно милостивому читателю, тогда еще не было, да и рядовым они, в любом случае были недоступны,- словом, судьба раз за разом учиняла парочке наших героев суровые испытания, которые им на пути к несметному богатству загадочных северных земел ь следовало преодолеть. Если бы подобная преграда возникла перед представителями каких-нибудь других, более легкомысленных народов, например, сынов Италии,- или, напротив, кем-то куда как серьезным, вроде уроженцев туманного Альбиона - трудности сии в один миг сломили бы их дух и волю к победе. Но теперь французская смекалка дополнялась традиционным иберийским упрямством, делающим честь не только испанским мулам. Два этих качества, столь неудачно для Императора противостоявшие друг другу на родине бывшего капрала, в соединении давали силу поистине непобедимую: поскребя грязными пальзами за ухом, Мигель рассудил, что пасовать перед рядовым будет неловко, а отказываться от поживы и вовсе глупо. Важно кивнув, испанец снисходительно вымолвил: - Ну, так и быть, отнеси его Анестезии, как есть. Загнешь в уголке, вот здесь вот, и гляди у меня, чтоб не проболталась. Девка молодая, жалко,- прибавил он сурово, чтобы не оставлять у приятеля сомнений в том, какая кара ждет пейзанку в случае неуступчивости или сопротивления.
Никола Ланьон: С одной стороны, Мигель был совершенно справедлив, предоставляя переговоры с субреткой мадемуазель лично Никола. Например, по той причине, что рядовому Ланьону, чтобы не повергнуть девицу в панику с первых же слов, хватило бы умыванья, тогда как Фернандесу не мешало бы еще и побриться. С другой - Кола жаждал показать старшему товарищу, как хорошо усвоил его уроки по обращению, приличному солдату победившей армии, с гражданским населением. - А пошли вместе, - с великодушием Папы, омывающего ноги нищему, предложил рядовой Ланьон. - Веселее будет.
Настасья: Тем временем Настасья или, как поэтично и непривычно для русского слуха выразился Никола Ланьон, Анастази, не подозревая о строящихся на ее счет стратегических планах, спешила по делам. Дела эти, разумеется, были господские, а никак не свои собственные. Софья Алексеевна спохватилась, что в расстройстве выронила книжки, обещанные младшей мадемуазель Морозовой, и послала Настеньку отыскать пропажу да доставить по назначению во флигель. Обещанное слово надо было сдержать, и хотя Соня сейчас могла думать лишь о несчастии своего ненаглядного Андрюшеньки, горничную все же послала. Настя, у которой были свои причины пребывать во взбудораженном состоянии, была только рада пройтись. "Ловлас" и "Записки русского путешественника", к счастью оброненные на сухой участок земли, нашлись быстро, и теперь она торопилась во флигель к Морозовым, прижимая потрепанные томики к груди. Вскоре Настин путь неминуемо должен был пересечься с предприимчивыми представителями доблестной французской армии.
Мигель Фернандес: -... Гляди! Книжки тащит,- с извечной ухмылкой констатировал Фернандес, кивая за угол дома; осторожность и морозный, довольно-таки пронизывающее дыханье зимы, пробиравшееся под тонкую ткань их обмундирования, не рассчитанного на русские морозы, надоумили их занять стратегическое положение на подветренной стороне дома. Именно оттуда четыре пары глаз пристально наблюдали сейчас за горничной, спешившей к дому с драгоценными томами в руках. - Книжки!- Мигель повернулся к Ланьону, в подтверждение своих слов поднимая указательный палец.- Раз несет, значит, и читать точно умеет. Эта небезупречная дедукция не вполне убедила даже его самого, но природное упрямство не позволяло отступать: пихнув приятеля коленкой, он снова мотнул головой, вызывая в голосе повелительные интонации. - Так, давай, значит, топай к ней. Заведи, там, разговор, туда-сюда... если надо будет, я подойду.
Никола Ланьон: У Фернандеса уже входило в скверную привычку наподдавать младшему товарищу коленкой, дабы сообщать рядовому Ланьону больший кураж и решительность. Впрочем, у Никола тоже уже становилось привычкой не считать этот жест обидным. Нащупав в кармане многострадальный листок с корявым чертежом, Кола двинулся наперерез девице. Попутно он прикинул: Анастази, попятившись от него, окажется у двери приснопамятной конюшни, где утром героически разнимала Сержа и Мигеля. Втолкнуть девушку внутрь казалось задачей несложной, хотя Кола и не мог похвастать внушительностью телосложения, поэтому он совершенно успокоился относительно успеха затеянной авантюры. - Стой, - он поднял обе ладони, одновременно доказывая свои миролюбивые намерения и истолковывая сказанное на языке жестов. - Погоди. Ты по-французски ведь понимаешь?
Настасья: Никола, выскочивший как черт из табакерки, заставил Настасью резко остановиться и обомлеть. Мирные намерения рядового Ланьона пропали втуне. Предложение к переговорам он протарахтел на привычной для своей нации скорости, потому для русской крестьянки, хоть и навострившейся понимать по необходимости в речах пришлых с пятое на десятое, его слова прозвучали сущей тарабарщиной. Зато она сразу узнала юнца, при прямом участии которого завязалась потасовка на конюшне, и ничего хорошего от этой встречи не ждала, тем паче французик воздел ладони вверх, явно вознамерясь несчастную Настю куда-то хватать и тащить. – Ой, мамочки… – тихо простонала она. Книжки едва не повторили свой давешний полет к земле, но обошлось. Горничная не барышня, и Настасья крепко держала доверенную ей ношу.
Никола Ланьон: Никола не мог утверждать, что девица его поняла, но, во всяком случае, она остановилась, а этого он и добивался. Опять же, Кола не взялся бы дословно истолковать восклицание Анастази, однако догадался - это было что-то вроде "Боже мой!" или "Чтоб тебе провалиться!". - Ты не бойся, - промолвил он, сообразив, что стоит говорить помедленнее и выбирая самые простые слова. - Я. Тебя. Не обидеть. Есть. Дело. Деньги. Будут. Это недолго. Шить? Понимаешь? - Кола растопырил пальцы левой руки и поочередно потыкал меду ними указательным правой, не придумав лучшего подражания работе иглой. - Идем. Покажу. Да?
Настасья: Не столько подбор словес, сколько тщательность и старание, с которыми Никола старался объясниться, – бедолага от натуги аж лоб наморщил, – немного успокоили Настю. Все же, чтоб учинить непотребство, много слов не требуется. – Кудр*? Кудри что ли? – озадаченно повторила Настасья незнакомое слово. «Дело» и «не бойся» она поняла, как и про деньги. Непонятный жест француза еще больше запутал девицу, но при некотором усилии в нем можно было угадать навивание волосьев на папильотки. Она перевела взгляд на неопрятно подстриженные лохмы рядового Ланьона. Чего он там собирался завивать – было решительно непонятно, но Настасья, в глубине души хранившая убеждение, что любой иностранец малость не в себе уже с рождения, спорить не стала. Она кивнула и на всякий случай сделала шажочек в сторону. – Кудри… Так тебе, наверно, цирюльник нужен! – догадалась Настя и добавила, по наивности своей полагая, что изъясняется по-французски. – Куафер? Серж? Она осеклась, сообразив, что после драки в конюшне француз свою голову Сержу не доверит, но слово, как говорится, не воробей. * Coudre – шить (фр.)
Никола Ланьон: Можно было только поразиться прозорливости Анастази, так сразу и точно угадавшей причину, по которой французский рядовой пытался завязать с ней беседу. Женская логика, для Никола в силу возраста пока что совершенно непостижимая, показалась ему еще более загадочной, когда он попытался установить хоть какую-то связь между шитьем и стрижкой. Тем не менее, ему это удалось, и, безмерно гордый собственной сметливостью, Ланьон закивал: - Куафер, куафер! Собака! Порвал мундир, - для вящей убедительности Кола подергал себя за рукав, на совесть пришитый еще матушкой в Париже. - Шить. Одежда целый. Пойдем. Шить там, - он ступил на шаг ближе к Насте, пока еще не рискуя указать ей на конюшню.
Настасья: Лингвистические потуги Ланьона, наконец, возымели успех, и горничная Тарпановых теперь знала новое французское слово. Таинственные «кудри» с волосами ничего общего не имели и, по-видимому, означали «нитки». Фраза, прояснившись по смыслу, тем не менее намерения француза яснее не сделала. – Куда пойдем-то? – заупрямилась Настя. – Чем шить-то буду? Пальцем? Для вящей убедительности она помахала перед носом Никола согнутым в крючок указательным пальцем правой руки. Однако при ближайшем рассмотрении рядовой Ланьон, вопреки своим собственным чаяниям, производил впечатление не грозного солдата оккупационной армии, пред которым женскому полу следовало трепетать или, в крайнем случае, благоговейно млеть, а великовозрастного дитяти, которого хотелось прежде всего умыть и подкормить. Настасья смягчилась. – Дай одежу сюда, – медленно подбирая слова, предложила она компромиссное решение. – Починю и отдам. Да?
Никола Ланьон: Благодаря матушкиным же заботам Кола привык всегда носить при себе иглу со вдернутой ниткой, закрепленную на отвороте мундира, и радостно продемонстрировал ее Насте, мол, не переживай, инструмент в наличии. Однако великодушное согласие русккой оказать ему помощь не вызвало у рядового ни малейшего восторга. - Нет, - встряхнул головой Никола. - Нет. Так плохо. Штаны. Шить.Туда пойдем, - он ткнул пальцем в сторону конюшни, уже и сам почти уверовав в то, что ответное предложение девицы обрекает его скакать на морозе в исподнем, радуя патриотическе чувства туземцев. - Я снять, ты шить. Понятно?
Настасья: Настасье стало понятно больше, чем подразумевал рядовой Ланьон. – Ишь ты, молодой, а прыткой… – изумленно протянула она по-русски. – Портки он сымать удумал. На конюшне. Нет! Non! – твердо ответила Настя и мотнула русой головой. – Не могу. Тороплюсь. Мамзель ждет. И, считая вопрос решенным, Настасья попыталась обойти загородившего ей дорогу француза. Руки, занятые книжной ношей, начали зябнуть. Расейские девы более приспособлены к отечественному морозцу, чем заезжие иноземцы, но даже для них подлогу точить лясы на стылом осеннем воздухе невеликое удовольствие. Особливо если предмет беседы малоинтересен.
Никола Ланьон: Рядовой невольно растопырил руки, преграждая ей путь, и поймал Анастази в объятия, мимолетно обалдевая от собственной наглости. Тяжелая русая коса девушки от резкого движения хлестнула Кола по плечу, и он повел головой, как котенок, которого дразнят бантом на веревочке, борясь с желанием поймать приманку. - Стой, стой! - Ланьон перешел на шепот, будто это гарантировало, что девушка сейчас не заблажит во всю мочь. - Стой, тихо! Не обижу! Вопреки собственным словам он сделал пару шажков в сторону конюшни, пытаясь толкать Анастази перед собой. Было досадно, что все же не получилось задурить русской голову, и теперь наверняка потребуется вмешательство Мигеля. Очередное героическое деяние не удалось...
Настасья: От неожиданности Настя взвизгнула. Если на вид маленький французик был тощ да хлипок, – чуть ветер подымется и сдунет, – то поближе оказалось, что силушкой бог парнишку не обидел. Покрепче упершись ногами в землю, Настасья пихнулась локтем, но без толку. Впрочем, сил рядового хватило лишь на то, чтобы «не пущать». Чтобы тащить девиц куда-то, Никола следовало еще чуток подрасти. Но утешения это русской девице не принесло. Уразумев, что просто так ее не отпустят, Настя раскрыла рот и приготовилась оглушительно завизжать. Прибежать, может, никто не прибежит, зато супротивник оглохнет.
Мигель Фернандес: Судьба, увы, была не на стороне русской красавицы. Не успела она набрать в рот достаточное количество воздуху, чтоб потрясти - в прямом и переносном смысле - стены конюшни выражением протеста, как широкая, изрядно нечистая ладонь закрыла ей рот. Вторая рука, принадлежащая явно не мальчику, но мужу, перехватила девичью талию движением, в котором никак нельзя было заподозрить скромности и благочестия. - Тиша! Тиша!- прошипел Настасье в ухо голос,таивший куда большую опасность, чем все, самые двусмысленные высказываниях рядового Ланьона. Не смеем утаить от читателя, что близость молодой девицы, да еще весьма недурной, на какое-то время заставила Фернандеса засомневаться в срочности их с Никола дела. Во всяком случае, ему показалось, что могут найтись дела более срочные. Рука испанца решительно двинулась по направлению к уже рисовавшимся его воображению прелестям селянки - но прижатая к груди книга спасла фаворитку Тарпанова от приключения, которое ей могло привидеться разве что в кошмарных снах. Мигель замешкался, вцепившись рукой в мягкую обложку - и это решило судьбу крепостной.
Настасья: Настасья послушно не издала ни звука – не потому, что ей так приказал страшный шипящий голос над ухом – у несчастной попросту отнялся язык. А также руки и ноги заодно. Единственное, что помешало Насте от страху помереть на месте, так это зажимавшая ей рот ладонь нападавшего, от которой шибало в нос совершенно несовместно с возможным лишением чувств. Не считая того, что сия милая девичья слабость была крепостной не по чину. Поэтому рядовому Фернандесу было винить некого, кроме себя самого за пренебрежение чистотою, когда Настасья, желая избавиться от пут, со всей мочи впилась зубами в его руку. Одновременно она брыкнула ногой, никуда особенно не целясь, но надеясь, что все же кому-нибудь из двоих попадет.
Мигель Фернандес: - Ах ты ж...!- дальше Мигель коротко и от души высказался на родном языке, ввернув, впрочем, пару понятных русской выражений про кровосмесительную связь между ближайшими родственниками. Не то чтобы он не ожидал такого отпора от русской - история с ухватом, о которой он поведал Кола, имела место в действительности - а просто план, разработанный двумя стратегами, внезапно пошел под откос, словно повозка, у которой треснуло колесо. Но плакать над допущенными ошибками было поздно, ибо девица вот-вот грозила вырваться из их рук и поднять шум - а это двум рядовым, уже намерзшимся под русским морозцем, было нужно примерно так же, как бычий рог в месте, грациозно именующемся печатными изданиями "пониже спины", а, по-простому говоря, в заднице. Мигель не лишен был начатков логического мышления, поэтому цепочка "Отдернутая рука - крик - неприятности по начальству" очень быстро нарисовалась в его голове. Именно поэтому он только поморщился, шипя сквозь зубы, и, для убедительности тряхнув девицу, прорычал. - Стоять смирна! Нет кричай, понимаешь? Молча, молча, silencia! Не делай... Никола, как на этом жутком языке будет "плохо"?- не выдержав столь мощной интеллектуальной нагрузки, обратился он к приятелю.- Je ne leur veux pas de mal! * Я не желаю никому зла!
Никола Ланьон: К счастью для Никола, местные крестьянки даже не подозревали о существовании такой обуви, как сабо, иначе бы сочетание деревянных башмаков и ухватов оказывало примерно такое же убойное действие, как атака тяжелого кавалериста. Поскольку рядовые надежно удерживали Анастази в четыре руки, брыкаться в полную силу у нее не получилось, и по сравнению с утренним пинком, полученным от Сержа, этот был куда чувствительнее для гордости Кола, нежели для бренной плоти. - Ша! - решительно провозгласил он, отчаявшись вспомнить нужное слово на русском, но с успехом заменяя его общим тоном своего восклицания. - Тащим ее в конюшню, скорее!
Мигель Фернандес: Если б время позволяло, узнал бы рядовой Ланьон в этот момент куда как много о своих умственных способностях, а, может быть, не только о них. Но сейчас он только рявкнул, подхватывая девицу и пытаясь зибросить ее себе на плечо. - Ну и что тогда встал! Ноги держи! В глубине души Мигель понимал, что они делают что-то не то, и, наверное, следовало взяться за расшифровку документа как-то иначе... но, Святая Мадонна! что ж было делать, если девица собиралась поднять вой, так что ее и в этой самой Москаве наверняка было слыщно?
Никола Ланьон: Ноги Анастази отчаянно колотили по воздуху, поэтому Никола счел куда более уместным не стреноживать, а взнуздать строптивую девицу. Мигель поневоле дал ей возможность позвать на помощь,.потому что держать фигуристую русскую одной рукой, а второй и дальше зажимать пленнице рот было не то чтобы невозможно, но очень затруднительно. Если бы Анастази лежала смирно, этот фокус вполне можно было бы проделать, а так помощь Никола оказалась просто незаменимой. Наученный горьким опытом Мигеля, он улучил момент, когда девица разинула рот для вопля, и подставил ей свой замызганный рукав, как кусачей собачонке.
Настасья: Уразумев, что извиваясь, как угорь, она только выбьется из сил, Настасья затихла и только сердито засопела, когда грязная тряпка, которую рядовой Ланьон гордо именовал мундиром императорской армии, ткнулась ей в рот. Улучить момент, чтобы сбежать, все никак не удавалось. Но ничего, два француза явно тащили ее на конюшню, а там были вилы. Просто так она не дастся!... Пестрая группка вскоре скрылась в деревянном строении, и преображенский двор опустел. Лишь многострадальные "Ловлас" и "Записки путешественника" остались вновь сиротливо валяться на подмерзшей земле.
Мигель Фернандес: ... Фернандес, пыхтя более от злости чем от натуги, втащил таки упирающуюся девицу в тот же закут, откуда началось в свое время их шапошное знакомство. Вот только присутствие сержанта и русского куафера сейчас было бы куда больше некстати: последнее время Леблан не то чтобы резко поумнел - в ума французов Мигель сомневался априорно - но ударился в соблюдение устава так, словно вознамерился к концу недели получить лейтенантские эполеты. Один лишний синемундирник в шапке ведром погоды в жизни рядовых все равно бы не сделал, вот только становиться ступенькой в его карьере бывший тореро не намеревался. Выбрав место, где можно было более-менее безопасно произвести допрос пленницы, рядовой кивнул напарнику; однако, прежде, чем сгрузить наземь Анестези, он вновь обратился к ней, стараясь выговаривать слова как можно четче: - Твоя трогать нет. Твой чти, уйти здравый буде, боярин... Никола, помоги!
Настасья: Плюхнувшись на подмерзшую солому, Настя расширенными глазами посмотрела на Фенандеса. Если первый француз был просто нахальный, то второй на лицо – ну, сущий разбойник. Однако слова второго заткнули зарождавший новый вопль надежнее кляпа. Неожиданное превращение разбойного нападения в подобие литературного кружка изумило Настю донельзя, она даже забыла, что собиралась кричать. – Чего? – Настасья часто-часто заморгала синими глазищами и непонимающе уставилась на Фернандеса, внушая похитителям законные опасения не только в том, что девица умеет складывать буквы в слова, но и вообще хоть что-то соображает.
Никола Ланьон: Первое, что сделал Никола, получив свободу передвижения - это предусмотрительно перенес вилы в дальний угол конюшни, чтобы у субретки не возникло соблазна проявлять героизм. К счастью, она была достаточно благоразумна, чтобы не заорать сразу же, как смогла хорошенько вдохнуть, а потому рядовой Ланьон поспешил изобразить на лице самое благонравное выражение и улыбнуться девице. - Не бойся, - промолвил он как можно медленнее, уже уяснив для себя: чем короче фраза, тем доходчивее. Ланьон надеялся, что Анастази поняла из тирады Фернандеса больше, чем он сам. Кола, конечно, по-русски связно умел только ругаться, но, в конце концов, горничная мадемуазель дурой не казалась, вроде вон, даже читать умела, и вообще, русский был ее родным языком, так что нечего тут....
Мигель Фернандес: Фернандес посмотрел на селянку, пытаясь по внешним признакам установить степень взаимопонимания, и разочарованно вздохнул. Однако же, несомненным плюсом было то, что девица раздумала орать. Он хотел было показать ей на книжки, которые позволили предположить в селянке умение распознавать печатный (и непечатный) текст, но, как на грех, они исчезли, и хорошо если пленница обронила их где-нибудь на конюшне. Но заметать следы было уже поздно, а отчаиваться еще рано, поэтому испанец, призвав себе в подмогу всех святых, включая Святую Деву Макарену, приступил к объяснениям, правда уже на французском. - Ты ведь горничная местной мамзель?- спросил он, стараясь придать физиономии более-менее дружелюбный вид. Выходило не очень, потому что фингал, полученный вчера в поединке с куафером, до сих пор украшал его, растекшись вокруг носа, словно поганец-школяр залепил отважному воину в синем мундите чернильницей аккурат между глаз.
Настасья: Настасья тоскливым взором проводила вилы, исчезнувшие по инициативе рядового Ланьона куда подальше. Французик, несмотря на свой юный возраст, оказался той еще бестией. Видать, пороли совсем мало, вот и получилось, что выросло. – Горничная, oui… – неохотно и с запинкой ответила она на вопрос Фернандеса, раздумывая, чем ей грозит неосторожное это признание. На соломе сидеть было холодно, и Настя перебралась на деревянную поилку для лошадей, перевернутую набок и могущую за неимением иного сойти за лавку. Солдаты через слово заклинали ее не бояться. Врали, конечно, и Настя им ни на грош не верила, но обмирать от ужаса ненадолго перестала. Пока ничего худого ей не учинили, напугали только почем зря, и книжки сонечкины… Где они, книжки-то? Поди обронила, пока нехристи ее тащили, как куль с мукой, а не живую девицу. Настя, насупившись, смотрела попеременно на Никола, затем на Мигеля, потом снова на Никола и, наконец, сделала выбор. – Ты! – Настасья ткнула пальцем в младшего из двух приятелей, безошибочно выбирая того, кем помыкать можно безнаказанно. – Книги там остались. Нехорошо. Принеси.
Никола Ланьон: Никола ни за что бы не позволил девице помыкать собой, если бы не здравый смысл, который подсказывал, что совершенно незачем оставлять на произвол судьбы такую важную улику. Мало ли кто мог споткнуться через оброненные книжки, и ладно, если это окажется, например, рядовой Бине, гораздо хуже будет, если на них ступит нога сержанта Бопрэ или еще какого-нибудь любителя задавать неудобные вопросы. Кола спешно выскочил из конюшни, подобрал с земли потрепанные томики и, прижимая их к груди, поспешил обратно, чтобы не пропустить самого интересного.
Мигель Фернандес: То, как быстро девица принялась распоряжаться Ланьоном, заставило Мигеля хмыкнуть и еще раз с прищуром оглядеть бойкую русскую кампесину*. Ишь ты, стоило пару слов шепнуть, и уже освоилась! Видать, или сильно привычная, или за себя совсем не боится... хотя, с другой стороны посмотреть - девка при барышне, все одно, что камеристка. - Французский понимаешь?- спросил он в том же грубоватом тоне, но уже с миролюбивой улыбкой, выразившейся в поползшем вверх краешке длинного рта.- Понимаешь, так отвечай, а нет, так...- он многозначительно смолк, недвусмысленным движением проведя языком по верхним зубам.- Так иначе столкуемся. Читать умеешь? Да не по-ихнему,- кивок в сторону дверей сарая, вслед исчезнувшему Никола,- а по-вашему. Поняла, нет? *крестьянку.
Настасья: Настя молча кивнула. Вопреки мнению Фернандеса девица все ж за себя опасалась, однако вела себя с французом как со злым деревенским псом – коли не покажешь страха, не загрызет. Она украдкой отерла вспотевшие ладони о сарафан. Читать? Видать, не ослышалась она в первый раз, но, Святая Пятница, зачем это?! Нужно сказать, что Настино образование было делом рук Софьи Алексеевны. Заскучав в деревенском заточении, Тарпановская барышня решила попробовать себя на ниве просвещения, и объектом благодеяния, само собой, избрала Настасью. Крепостная горничная оказалась понятливой ученицей, что весьма льстило самолюбию хозяйки, которая почитала ее успехи только своею заслугой. – Поняла, – ответила Настя. – И читать могу, и по-вашему говорить. Только… чего попроще. Последнее предупреждение она произнесла чуть смущенно, будто сама огорчаясь, что по нерадивости подвела.
Мигель Фернандес: Мигель уже открыл рот, но тут же захлопнул, сообразив, что объяснять девице, что да как, если и нужно, то самую малость.Оглянуться не успеешь, побежит рассказывать господам, что припрятанное им на черный день вот-вот уплывет - поминай как звали. Можно, конечно, было попытаться купить молчание сообщницы, тем более, что к ее услугам, может быть, прийдется прибегнуть не один раз,- да и сама Анестези была вполне во вкусе Мигеля (руки, ноги на месте, щечки розовые, что ж от счастья бегать?). Решив действовать в этом направлении, он придал себе деловой вид. - По-французски читать не надо,- его брови сошлись над изогнутой переносицей, придав физиономии сходство с хищной птицей.- По-вашему. За это потом подарим тебе платок, хороший, красный... и бусики какие-нибудь. Согласна? Если бы испанец был уверен в размере предполагаемого богатства, он пообещал бы Настасье шелковое платье и в Париж,- но осторожный испанец не любил брать в долг, не будучи уверен, что потом найдет чем расплатиться.
Никола Ланьон: Вернувшись, Кола обнаружил, что Мигелю вроде бы удалось столковаться со строптивой девицей и без его участия. Сочтя, что сейчас помогать - только вредить, рядовой Ланьон занял пост у двери, на всякий случай не выпуская книг из рук. Если Анастази вновь решит взъерепениться, можно будет сотворить с этой ее ценной ношей что-нибудь для наглядности, чтобы девица не баловала больше.
Настасья: – Согласна, – вздохнула Настя. Угрозу Мигеля «столковаться иначе» она расслышала очень хорошо, и оставалось радоваться, что откупиться от страшных французов можно всего лишь складыванием буковок в слова. Деловое предложение подарить взамен платок и бусы еще больше утишило тревогу Настасьи. Раз предлагают плату, значит, точно надо, без подвоха – голову заморочить не пытаются. Правда, девица никак не могла взять в толк, зачем это понадобилось французам читать русские слова, но, авось, поймет, когда сама их увидит.
Мигель Фернандес: Видя, как ловко повернулось дело, испанец просиял, как новенькая монетка с профилем Бурбона, которые особо рачительные пожилые сеньоры припрятали по сундукам до лучших времен. Но правило: чем больше блеска, тем фальшивее позолота,- верно было и здесь, ибо на душе у рядового было ох как неспокойно. Тем не менее он сделал знак приятелю подойти и показать "военнопленной" предмет их неослабевающего интереса.
Никола Ланьон: Кола запихнул книги за ремень, в котором за последнее время уже пришлось проколоть несколько новых дырочек, и торжественно извлек из кармана листок, на котором были начертаны загадочные знаки русского алфавита. - Читай, - велел он, расправив бумажку и поднося ее к самому носу Анастази. Ланьон предусмотрительно не намеревался ни на мгновение выпускать из рук драгоценный чертеж.
Настасья: Настасья старательно наморщила лоб и уткнулась в предложенную бумажку. Разбирая небрежные каракули, она по-детски шевельнула губами. Как ранее Ланьон с Фернандесом, в намалеванном нечто Настя после недолгих раздумий узнала старую мельницу. Длинный кривой росчерк рядом с ней означал неизвестно что, но для пущей ясности рядом с ним были пририсованы рцы и буки. Чуть дальше, уже почти затертый потрепанным сгибом, виднелся наспех нацарапанный крестик. – Чего тут читать? – подняла она недоуменный взор. – Тут же рисунок и просто буковки. Вот это, – Настя ткнула пальцем в дышащий на ладан листок, – мельница, а рядом, по всему видать, речка Безымянка. Подписана «Р» и «Б». Она звонко покатала во рту раскатистое «р-р-р-р» и короткое «б» и с любопытством спросила: – А чего это у вас?
Мигель Фернандес: Хорошо, что разговор этот шел не по-русски, иначе в ответ на вопрос "что?" Натасья рисковала узнать про не изобретенный еще предмет одежды из кожи, а также про его носителя, принадлежность которого варьировалась от мира животного до части человеческого тела. Но Фернандес не настолько еще освоил язык Карамзина и Жуковского, чтоб просвящать невинных дев о модных новинках,- поэтому он просто отобрал план у опростоволосившегося Никола (надо ж было как-то прикрыть!) и сердито сунул ее за отворот шинели. - Что-что... план поимки партизан!- огрызнулся он, сверкая на недогадливого компаньона черными глазами.- Вот прищучим этих бородатых мерзавцев с медведями, и получим по ордену. А может, и повышение в чине. Чего это за "Р" и "Б"? Стороны света или еще что?
Настасья: Настасья и глазом моргнуть не успела, как старший из двух французов спрятал странную бумагу. Измаранный чернилами и кляксами листок мелькнул и пропал. – Буквицы это, – с досадливым пожатием плеч пояснила Настя недогадливому французу, – «рцы» и «буки». А что означают они – господь бог знает. Да хоть речушку нашу: река, и безымянная. «Р» и «Б». – И нешто партизан так ловят? – не поверила она объяснениям Фернандеса и перевела невинный взгляд, в котором прыгала чуть заметная смешинка, на Ланьона. – По бумажке?
Никола Ланьон: - Дураки на разную приманку идут, - важно ответствовал Никола, и не подозревающий, насколько непосредственно это оскорбительное высказывание относится к нему и его компаньону. - Коты вон, за бумажкой только так скачут, а гусары ваши ничем не умнее. Поскольку Анастази вряд ли могла оценить его красноречие, Кола больше обращался к Мигелю, припомнив давешнюю встречу в лесу. Сейчас рядовой Ланьон мог бы присягнуть хоть на Библии, хоть на свином окороке, что русский был напуган видом французских патрульных, а потому удирал так, что с кобылы чуть подковы не слетали.
Мигель Фернандес: Фернандес, не очень довольный результатом расследования - странные надписи ничего не прояснили, мельницу они узнали и без Настасьиных слов, а вот согласием сообразительной девицы помогать так и не заручились - привычно нахмурил лоб. Шутки Кола, даром что заставили уголок его губы дернуться вверх, в общем, настроения испанца не изменили. И, пока девица не начала выспрашивать да вынюхивать, что да как затеяли два рядовых французской армии, от нее следовало избавиться как можно скорее. Но запугивать симпатичную синьориту не очень хотелось, тем более, что ее помощь могла пригодиться в других, ничуть не менее важных делах. Во всяком случае, по сравнению с утром, когда они получили от нее холодный душ, сейчас можно было надеяться и на что-то поматериальнее. - Если по бумажке не ловят и не воюют, что тогда, спрашивается, в штабах и на всяких там военных советах делают? В солдатики, что ли, играют?- он издал громкое фырканье, представив, как Недомерок со всем своим штабом, в парадных мундирах, разукрашенные, словно молодчики на Фэрья дэль Кабальо*, передвигают оловянных солдатиков, изображая языками цоканье лошадиных копыт. Хотя... может, будь оно так, может, оно и к лучшему, кто его знает? Заперли бы этого бычка- трехлетка в скорбный дом, сидел бы себе там в комнатке с зарешеченым окном, и кричал: "Я Наполеон! Слушайте приказ великого императора!" А он, Луис Мигель Каэтана Мария Доминго Гонсалес Фернандес, стоял бы на песке Пласа Майор в Мадриде, или пил бы вино с черноглазой красоткой из квартала Палома, или покуривал бы свою трубочку где-нибудь на окраине Мадрида в компании Никола... ах ты, черт, он и не познакомился бы тогда с Никола! хотя кто поручится, судьба она девка изменчивая, но свое согнет - не отступит. Эх, мечты... - Хватит,- скорей сам себе, чем кому-то другому проговорил Мигель, решительно отстраняя невидимый бокал, и мулету, и даже набитую душистым табаком трубку в увитой виноградом и апельсиновыми ветвями кофейне. Некстати проснувшаяся тоска уколола испанца в самое сердце, и это безобразие надо было немедленно прекратить. Сердитые глаза по очереди посмотрели на обоих присутствующих; медленным, нарочито изящным движением мадридец извлек из-за пазухи нож и, деловито щелкнув семь раз пружинным замком, раскрыл его. - Что-нибудь еще можешь путного сказать про эти свои "рецы" и "баки"? Стороны света, приметные места, чье-нибудь имя: хозяина, прислуги, любимой собачки, задавленной телегой на ранней заре под сенью цветущих лип? Все, что в голову придет. Ухмылка, появившаяся на его губах, не давала понять, следует ли готовиться к лучшему, или ожидать чего-то ужасного. * Фэрья дэль Кабальо - майский праздник, посвященный лошадям, проводимый в Андалусии. ** Престижный, респектабельный квартал Мадрида, расположенный, если не ошибаюсь, севернее Пуэрта-дель-Соль.
Настасья: Настя не отрывала блестящего испуганным любопытством взгляда от пружинного ножа Фернандеса. Пугает, ирод проклятый, нарочно – по глазам видать. И ведь боязно, что совсем обидно. – Про то мне неведомо совсем, – растерянно ответила девушка, мало-помалу опасливо сдвигаясь в сторонку и сбиваясь с путаного французского на русский. – Собаки на псарне у нас каждый второй Трезор, а в любимицах собачонки лишь у покойной барыни бегали. Так тому уж сколько лет минуло, мала я была, чтобы упомнить, как их всех звали… – жалостно вздохнула она. – Про приметы и схоронки я только про грибные и ягодные места ведаю, да к зиме они вовсе без надобности-то. А если вам мельница нужна… – Настя помолчала и украдкой метнула взгляд на меньшого французика, колеблясь: говорить или нет, – дурное это место, нехорошее и чертями облюбованное.
Никола Ланьон: Кола честно пытался не засмеяться, чтобы не портить зловещую обстановку, ловко созданную при помощи явленной на свет Божий Мигелевой навахи, даже губу закусил, но все же не стерпел и расхохотался. Досточтимый батюшка рядового Ланьона во время оно был приверженцем культа Разума, и хотя не принимал участия в шутовских процессиях с участием полуголых актрисок, убежденным безбожником оставался по сей день. Соответственно, вместе с догматом о непорочном зачатии и святой Троице капитан отрекся и от всех суеверий, связанных с происками дьявола и его подручных в низших чинах, а заодно попытался привить подобные взгляды и своему чаду. - И что же черти на мельнице забыли? - полюбопытствовал Никола, отсмеявшись. - Поденщиками, что ли? Жернова вертят за меру муки?
Мигель Фернандес: Фернандес не отрекался от суеверий, поэтому для него существование чертей было делом абсолютно несомненным. Сдвинув брови он уставился на Кола, который развеселился так, как будто ему принесли приказ о немедленном производстве в фельдмаршалы с выделением личной сабли, барабана и трех ведер карамели. Свободной рукой он демонстративно постучал по деревянной поилке, на которой сидела девица. Движение это, правда, несколько отвлекло испанца от текущей беседы, потому что тепло, идущее от девичьих бедер, весьма привлекательно обрисованных даже неуклюжей зимней одеждой, направило мысли рядового в другую сторону. Внезапно Мигель вспомнил, что последний раз счастье улыбнулось ему еще в августе месяце, да и то было не вполне полным, потому что сыграли "В ружье!" и пришлось, подхватывая спадающие штаны и верный карабин, мчаться огородами на площадь маленького городка с каким-то непроизносимым названием Шеф... Шьев... Да черт с ним, с названием, главное, что мусье Чуди(ло - добавлял про себя он) тогда отправил пятнадцать человек вольтижеров заманивать русскую кавалерию беглым огнем, и положили они тогда драгун вполне достаточно, включая и их командира, не потеряв при этом ни одного человека. Зато неделю спустя русские отыгрались, выведя из строя три четверти полка картечью - и были это пресловутые восемнадцать часов под перекрестным огнем, которые заслонили в памяти Мигеля и прелести русской крестьянки, и запах некошеного поля, и все предыдущие бои, исключая разве что Вильненский расстрел. Почувствовав прилив острой ненависти - к французам, русским, Пузатому Недомерку лично, и, в довесок, к себе - за пропавшего и до сих пор не отысканного брата, он только стиснул зубы и посмотрел на Ланьона вполне уже серьезно. - Тебя бы, умник, сунуть под русскую картечь, и посмотреть потом, уверуешь ты в Господа бога или будешь лягушатнику своему носатому "ура" кричать. Если такой умный - сам и пойдешь, а я посмотрю, и, если что, маменьке твоей в Париж отпишу: дескать, примите к сведению, растерзали сыночка несуществующие русские черти, один только... хвостик остался, вышлю при случае.
Настасья: Настасья кивала в такт словам Фернандеса, пока не спохватилась – что-то не то она говорит. На мельнице пришлым захватчикам самое место, компанию с чертями водить. – Так то разговоры одни, – добавила она как можно небрежнее, – про мельницу-то. Может, и брешут почем зря. Про пресловутое чертово место слухи ходили такие, что при свете дня и не верилось, а кто посмелее, так и вовсе обзывал бабскими россказнями, однако с наступлением темноты деревенские туда соваться все ж не рисковали. – Коли ты такой смелый, сходи и проверь, правду ли говорю, – коварно предложила Настя Ланьону, сверкнув синими очами. – Только непременно ночью, чтобы все увидеть собственными глазами. На бумажке вашей мельница, чай, не просто так нарисована.
Никола Ланьон: - Под картечью-то я был, а вот живых чертей не видел. Любопытно! - Кола заинтересованно шмыгнул носом, не слишком смутившись строгим видом Фернандеса, а еще меньше того - намеками Анастази на полную и совершенную вещественность бесов, орудующих на мельнице. Хотя обстановка не слишком располагала к долгим беседам, да и девица была притащена сюда не байками обмениваться, Ланьон удобно устроился на перевернутом ведре, предварительно обмахнув ладонью заиндевелое донышко. - А ты видал, Мигель? Которые от самогона и которые в мундирах - не в счет, - предусмотрительно уточнил он, хорошо зная широту мысли и богатый жизненный опыт приятеля.
Мигель Фернандес: В другой день Мигель и сам был бы непрочь поточить лясы о проделках нечистой силы, но время казалось ему не самым подходящим. Карта, лежащая под мундирным сукном, жгла кожу: нужно было наведаться на мельницу до того, как селянка раззвонила по свету о том, что два рядовых пронюхали о чем-то, схороненном на старой мельнице. Потому Фернандес решительно мотнул головой, давая понять, что беседа закончена, и поднялся на ноги. - У тебя язык сам как жернов: гляди, как бы на дно не утянул. Пошли,- решительно складывая нож, приказал он приятелю. Потом перевел взгляд на Настасью и ухмыльнулся. - С тобой, красавица, еще повидаемся, не убежишь. Я своих слов не забываю, и чужих тоже. Раздав эти распоряжения, оставшиеся еще со времен унтер-офицерского житья-бытья, испанец решительно направился к дверям.
Никола Ланьон: Кола находил, что прощаться еще рано, однако же противоречить Фернандесу не стал, чтобы не радовать сердце русской патриотки разногласиями во вражеском стане. Вряд ли Диоген с большим сожалением мог бы расстаться со своей бочкой, нежели рядовой Ланьон со своим ушатом. Живописная поза опять пошла насмарку. Никола вытащил из-за ремня книги и положил на ведро. - Смотри! - весомо промолвил он, с нехорошим прищуром напоследок взглянув на девицу. Черти чертями, но пусть знает, кого опасаться следует больше. Уверившись в том, что произвел нужное впечатление на Анастази, он вышел из конюшни вслед за Мигелем.
Настасья: Настасья не удержалась и показала язык вслед ушедшим изыскателям, фыркнув сразу и сердито, и с облегчением: – Смотри… Чего смотри, куда смотри? Шальные какие-то, точно телята, мамкой не облизанные. Набежали, напугали почем зря, чего хотели, так толком и не сказали… Она пожала плечами и подобрала книги, оставленные Никола. Интересно, осмелятся ли французы пойти ночью на мельницу? Настя разочарованно вздохнула: вряд ли… А ведь было бы неплохо проверить, правда ли там черти ночуют. Эпизод завершен
полная версия страницы