Форум » Оккупированные территории » То не свежа вода льется – девица смеется! » Ответить
То не свежа вода льется – девица смеется!
Серж:
Ответов - 24, стр:
1 2 All
Серж: Едва взгляд сержанта соскользнул с Сержа, возвращаясь к солдатам, молодой человек успешно ретировался с поля битвы, несмотря даже на то, что был лицом в высшей степени штатским. С интересом наблюдавшие за происходящим крестьяне расступились, позволяя своему, пусть и чужому, благополучно улизнуть, и прямой бы ему путь в господский дом, если бы не удалявшийся в сторону колодца девичий silhouette au seau. Пальцы Сержа рассеянно подергали насквозь промокший cravate, сместились к кровоточащей губе, и молодой человек поспешил за девушкой, так соразмеряя свой шаг, чтобы оказаться у колодца одновременно с ней. – Ah, ma petite, – пропел он, перехватывая цепь у нее прямо из-под руки, – я помогу тебе с ведром, если ты обещаешь не выливать и его мне на голову. Краем глаза он заметил, что Никита также вышел из хлева и выглядит крайне неодобрительно. Улыбка куафера стала совсем ослепительной.
Настасья: – И это вместо благодарности! – возмутилась Настасья, но цепь непрошенному помощнику уступила. – Пришибли бы тебя французы, как кошка мышат: их, чай, трое, а ты один. А не пришибли бы, все одно – неприятности. И чего ты на рожон полез? Настя покачала головой, то ли осуждая, то ли восхищаясь отчаянной бедовостью Сержа, молчаливо выказывая тем мнение, что зачинщиком переполоха был все-таки залетный цирюльник. Зачинщик или нет, а он был свой, а те, другие, чужаки. Настя вовсе не сердито посмотрела на Сержа, имевшего сейчас вид едва ли презентабельнее ободранного кухонного кота Васьки, и деловито сказала: – Поможешь воду до кухни донести, там и умоешься, и обсохнешь, а то страх один глядеть.
Серж: Ворот один раз скрипнул и весело завертелся, опуская ведро в колодец. Серж облокотился о сруб, насмешливо улыбаясь девушке. – Avec de tels amis… Или если по-русски сказать, двое в драку, третий… сама знаешь. Небось справился бы как-нибудь. – Он безотчетно потер ноющую челюсть и неожиданно рассмеялся, словно увидев себя со стороны. – В Москве-матушке не красным словцом благодарят, красавица, а дельным делом. Но коли речь зашла… ты у маркитантки уже успела побывать? Серж быстро завертел ворот. Спасенная кубышка лежала на груди приятным грузом, а пара атласных лент или костяной гребень – хороша коса у девицы, глаз не оторвешь! – погоды не делают. Avec de tels amis, pas besoin d'ennemis – С такими друзьями кому нужны враги?
Настасья: Настя с кокетством первой девки на селе стрельнула глазками и потупилась, довольно усмехаясь. Куафер, пущай и недомерок, и черняв, что твой цыган, а все ж с пониманием. Настасья не жаловалась на недостаток мужского внимания в деревне, как раз наоборот, и если бы не Софья Алексеевна, нипочем не желавшая расставаться с ненаглядной Настенькой, давно уж была б просватана стараниями батюшки. А потом и сама Настя под влиянием хозяйки начала думать, что в пару к ней подобен не какой-нибудь крестьянствующий мужик из Преображенки. Вот выйдет барышня замуж, поедет к мужу в имение, а там… Что там, Насте доподлинно известно не было, но, как говорится, на новом месте и мед слаще, и водка забористей. Василий Кузьмич дочь сначала дурой ругал, а теперь плюнул: еще две дочки вослед Настьке подрастают. – Какая такая маркитантка? – с притворным равнодушием спросила она. – Мне по окрестностям бегать недосуг.
Серж: Серж ловко подхватил полное ведро и поставил его на край сруба, обращая на Настю тот необидный оценивающий взгляд, что яснее всяких слов, по-французски или по-русски, говорит женщине о мужском восхищении. – Недосуг, говоришь? – лукаво поинтересовался он. – А что же это я слышал, будто mademoiselle Sophie в своей fille de chambre души не чает, работой не морит, да и сама чужаков не чурается… врут, стало быть? Зачерпнув горсть воды, молодой человек ополоснул лицо, не сводя с девушки смеющихся глаз. fille de chambre – горничная
Настасья: Искоса глянув на веселящегося Сержа, Настасья напустила на себя неприступный вид, чтобы тот много о себе не мнил, но все ж не слишком строгий, чтоб не обиделся. – Врут! – убежденно согласилась она, имевшая весьма смутное представление, что такое fille de chambre, и на всякий случай открещиваясь от непонятного прозвания. – То есть, что Софья Алексеевна добрейшей души барышня – это истинная правда, а про то, что с французами якшается – как есть поклеп. Про тебя вон тоже болтают, что около французов вертишься и баешь не по-нашему… Стало быть, сам первый сегодня чего-то с ними не поделил. Так что, тоже всему верить? Настя засмеялась и взялась за ручку ведра, не трогая однако его с места. Раз уж назвался морозовский помощником, ноша – его.
Серж: – Не поделил волк с ягненком шкуру, – хмыкнул Серж, которому совершенно не понравилось умозаключение Насти. – Небось, те же и болтают, кому я отбиться от грабежа помог.Но раз такой добрейшей души барышня и с французами ни слова ни полслова… Серж поддразнивающе глянул на девушку и подхватил ведро. – Значит, придется ей русского коробейника ждать, – с притворным вздохом заключил он. – А по нынешним временам… хорошо, если она к весне новой лентой разживется.
Настасья: Настя неторопливо закинула косу за спину и, насмешливо блестя глазами, ответила: – Зачем Софье Алексеевне ленты, от русского коробейника али от французского? У них и своих полон сундук. Несмотря на высказанные колкости разговор о маркитантке вызывал у Настасьи жгучий интерес. Бывать у нее она не бывала, но страсть как хотелось, потому как слышала про кибитку заезжей бабенки Настя много разного. Причем иногда такого, что идти туда приличной девице было б совсем невместно и боязно. Вот Настя и не ходила, сторонясь искуса, но разжигая любопытство.
Серж: Воспользовавшись тем, что одна рука у него оставалась свободной, Серж не замедлил обхватить ей талию девушки, с улыбкой заглядывая ей в глаза. – Тогда твоя барышня и вправду чистый ангел, – откликнулся он, – не видал я таких женщин, что не хотели бы обзавестись еще одной лентой. Но к твоим глазам, красавица, лазоревые нужны, да еще сарафан в тон… правда, тогда твоей барышне, со всеми ее нарядами, придется у стеночки жаться да за meubles прятаться.
Настасья: – Ишь ты какой прыткий! – в ответ на смелый жест Настасья чувствительно ударила Сержа по руке и, высвободившись, отскочила в сторону. Конечно, правильнее было б закатить наглецу оплеуху, как в романах полагается, но бедняге и так сегодня досталось. И в прошлый раз, когда Настя пробовала намекнуть этим способом младшему конюху из соседского поместья на недопустимость вольностей с горничной Тарпановых, вместо элегантной пощечины получился увесистый тумак, и с тех пор Петруша обходил ее за версту, чего Настасья совсем не добивалась.
Серж: Удар пришелся вскользь – после доверительной беседы с Петрушей Серж и не ожидал от Настасьи иного и вовремя отступил на шаг в сторону, однако щедро выплеснувшаяся из потревоженного ведра вода обдала ноги куафера – не помогли и сапоги, невысокие, щегольские, несерьезные, купленные в свое время втридорога у плутоватого лакея Сеньки, обладавшего недюжинным талантом убеждать своего хозяина, что едва поношенная одежда и обувь уже никак не годилась для столь блистательного господина. Крепкое словцо, сорвавшееся с губ молодого человека, не помешало ему разразиться хохотом – слишком уж нелепо вымокнуть дважды за одно утро и по вине одной и той же девушки. – Я же обещал… – Серж чуть не выронил ведро и вынужден был торопливо поставить его на землю, расплескав чуть ли не половину, – что помогу… если… Закончить ему помешал еще один приступ необузданного веселья.
Настасья: Настасья дернула плечиком, но потом звонко расхохоталась. Уж очень заразительно смеялся Серж и очень потешно выглядел, отряхиваясь от воды, как мокрый петух. – Так то не я! И не на голову! – махнула рукой Настя, утирая выступившие от смеха слезы. За веселящейся парочкой тем временем неодобрительно наблюдали зоркие глаза камердинера Алексея Михайловича, Степана. Сей достойный молодой человек как раз порешил, что впору ему обзавестись женою и горничная хозяйской дочки ему подойдет. Собой пригожа, и приданое наверняка Софья Алексеевна для любимицы своей выделит недурственное. Потому видеть, как его почти нареченная зубоскалит с пришлым оборванцем, было ему как нож острый по сердцу. То, что Настя еще не ведала о грозившем ей счастье, оправданием ее поведению служить не могло. – Настасья! – зычно крикнул Степан. – Хорош лясы точить! Заняться что ль нечем?
Серж: Всех тонкостей житья-бытья в Преображенке Серж не знал, да и знать не мог, однако черная кошка Мурка, любимица Сычихи и гроза преображенских цыплят, пробежала меж двумя молодыми людьми еще в самый первый день вынужденного пребывания Морозовых у соседей, когда Степан принялся высмеивать в людской ненашенские словечки и манеры Сержа. Перепалка не закончилась дракой только из-за вмешательства кухарки Прасковьи, вытребовавшей куафера к барышням, но с тех пор Степан не называл пришлого цирюльника иначе как «французишкой», что отнюдь не способствовало пробуждению в оном патриотических чувств и повлекло за собой мелкие неприятности с пищеварением камердинера – Серж не забыл еще нехитрую науку изготовления слабительных и мочегонных. Сообразив, что перед ним представилась возможность не просто напакостить Степану, но и проделать это в открытую, и не опасаясь наказания, Серж подхватил ведро и с улыбкой повернулся к Насте. – На кухню нести? Не дожидаясь ответа, он забежал вперед и с преувеличенным – чуть ли не до земли – поклоном распахнул перед девушкой кухонную дверь, прекрасно понимая, как разозлится Степан, потеряв их из виду.
Настасья: – На кухню, на кухню, – подтвердила Настя и прошла в услужливо распахнутую перед ней дверь, метнув напоследок презрительный взгляд на хозяйского камердинера, хотя ничего отталкивающего в нем прежде не находила. С недавних пор Степан, что называется, начал ходить за ней, и в людской уже стали поговаривать о нем как о «Настькином ухажере» с негласного одобрения самой Настасьи, однако ж Степан никак ей не хозяин, и кричать на себя она не позволит. Эдак с самого начала себя не поставишь, потом совсем на голову сядет. Напустив на себя вид самый надменный, Настя вплыла в кухню и ткнула пальцем в практически наполненный бочонок с водой. – Туда, – сказала она Сержу и добавила с некоторым сожалением. – Последнее. Если бы она замешкалась с водой, или Серж поторопился с французами, то помощи бы досталось больше. А если бы не Митька, то воду вообще не пришлось бы носить! Сощурив синие глаза, Настя обнаружила виновника всего смирно сидящим в углу и уплетающим пирог с ревенем. – Уже управился он, Настасьюшка, – перехватив строгий сестринский взгляд, добродушно отозвалась Прасковья, хлопотавшая у печи. – Не серчай, он больше не будет. Митька с набитым ртом энергично закивал – дескать, нет, ни за что не будет – и с любопытством покосился на Сержа с ведром.
Серж: Серж перелил ведро в бочонок, повесил его на вбитый рядом в стену крюк и одарил кухарку веселой белозубой улыбкой. Несмотря на общую настороженность Преображенки к «французишке», пока ему удавалось ни с кем помимо Степана не поссориться, и момент казался подходящим, чтобы завоевать расположение доброй женщины. – Тетушка Прасковья, мне б чуток у печки погреться. Настя вон, все зубы мне выбила, а потом с головы до ног облила, никак не позволяла ведро у ней взять. Как это часто случается, мокрым, взъерошенным и с разбитой губой куафер пришелся Прасковье больше по нраву, нежели во всем блеске первопрестольной элегантности, и она с коротким смешком кивнула молодому человеку на скамью у печки. – Что же это ты, Настя? – с притворной суровостью потребовала она. – Эдак мы супостата ни в жисть не выгоним, ежели ты всех мужиков переколотишь.
Настасья: – Такой Аника-воин сам никому спуску не даст, – усмехнулась Настя. – Водой придется разливать с французами, а им – подмогу звать. Митька хихикнул: тощий куафер на сказочного залихватского вояку похож не был, но веселая улыбка Сержа тянула улыбнуться в ответ. Этот, небось, за вихры таскать не станет. – Пирога хочешь? – от чужих щедрот спросил он и, спохватившись, обратился за разрешеньем к кухарке. – Теть Прасковья, можно? – Отчего ж нельзя? Можно, – добродушно проворчала Прасковья и отрезала еще один ломоть.
Серж: Наградив Митьку признательным взглядом, в котором без труда можно было прочитать, что если бы не мальчишка, он погиб бы голодной смертью, Серж вновь повернулся к обеим женщинам. – Настена мне, может, жизнь спасла, – серьезным тоном сказал он. – Солдаты эти – втроем на меня одного накинулись, видно, я их за дурным делом застал. И он набил себе рот с аппетитом, вполне подходящим для человека, еле-еле избежавшего гибели, и делавшим честь поварскому искусству Прасковьи.
Настасья: Прасковья только рукой махнула. Аппетит Сержа более делал чести неприхотливости его желудка, нежели тощему угощению из ржанки с отрубями. Раньше кухарка постыдилась бы, имея под рукой господские запасы, ставить на стол блюдо, приличествующее разве что босякам, но при нынешних временах и солома – хлеб. Бережно прикрыв пирог холстиною, Прасковья убрала его обратно в устье печи, чтоб скоро не остыл. С Настей они уж оттрапезничали. – Каким таким делом? – спросила она. Какое дело может быть еще дурнее, чем расположиться в Преображенке, как у себя дома? Настя пожала плечами, отвергая незаслуженную похвалу. Сдавалось ей, что третий солдат как раз куафера и отпустил, но уверенности у нее не было: говорили-то не по-русски.
Серж: Серж лишь промычал что-то невнятное, а для верности еще потыкал пальцем в сторону рта, выигрывая несколько мгновений на раздумье. Деревенские нравы не позволяли надеяться, что самый очевидный ответ на вопрос Прасковьи будет понят без дополнительных пояснений, а потому надо было придумать что-то отличное от поиска спрятанной кубышки. – Когда я на оброке был, – сообщил он, как только пирог отправился на место последнего упокоения, – хозяин мой наполовину француз был, месье Жорж, так он рассказывал, будто для французов любимая еда это улитки да лягушки. Хлебом их, мол, не корми, а без лягушки в день удавятся. Я не поверил, спросил потом в театре – там французская труппа еще выступала, так она подтвердили, едим, escargots, это улитки по-ихнему, да grenouilles. Так я думаю, может, они в хлеву у нас мышей искали? В октябре, почитай, ни лягушек ни улиток не осталось, так хоть такой им хлеб? Он покосился на прикрытый тряпицей пирог.
Настасья: Митька поперхнулся пирогом и перестал жевать, Настя побледнела. – Лягушек? – воскликнула она. – Мышей?! – ахнула Прасковья и осенила себя крестным знамением. – Неужто правда? Обе преображенские обитательницы опустились на лавку и недоверчиво воззрились на Сержа. Он, знамо дело, пришлый и повидал всякого, но в эдакую гадость верилось с трудом. Даже про французов. Митька промолчал, но вытаращенные глаза и полуоткрытый рот говорили сами за себя.
полная версия страницы