Форум » Оккупированные территории » "Вот мельница! Она уж развалилась..." (с) » Ответить
"Вот мельница! Она уж развалилась..." (с)
Варвара Залесская: Берег речки Безымянки, около 12 утра 20 октября 1812 года "Вот мельница. Она уж развалилась, Веселый шум ее колес умолкнул, Стал жернов..." - Пушкин
Ответов - 25, стр:
1 2 All
Варвара Залесская: Варенька нетерпеливо притоптывала коричневыми сапожками по сухой желтой траве. От реки отчаянно тянуло промозглой сыростью, пелеринка из тонкого сукна плохо грела плечи. Девушка уныло думала о предстоящей зиме. Шубка, которую она привезла с собой еще из Луги, порядком повытерлась - и, скажем прямо, была Варюше уже мала. А на новую шубку денег скопить никак не удавалось. В прошлую зиму приходилось оказываться от веселых прогулок и катанья на санках, чтобы не позориться... А сейчас, может, шубку уже и не купишь? Смоленск-то, говорят, разорен, разграблен... какая там торговля... От разоренного Смоленска мысли метнулись к тому, кого девушка ждала в этом унылом и жутковатом месте... Да когда же он, наконец, явится? Сколько можно любоваться на эти ужасные развалины мельницы и домишки мельника? И ведь даже не зайдешь туда, чтобы спрятаться от ветра! Нет, не из-за страшных сказок, которые ходят про это место. Просто здешние мужички - народ хозяйственный. Страхи страхами, а доски все поотдирали, гвозди повытаскивали, ставни с петель поснимали - все сгодится! И гуляет теперь ветер по домику, что был когда-то человечьим уютным гнездышком... а стал, если верить сказкам, приютом упырей. Подумаешь! Не страшно! В конце-то концов, мы в девятнадцатом веке живем! Нечего верить во всякий вздор! И... и... и сейчас ведь день, а днем упыри в могилах лежат! Ну, долго еще Вареньке ждать?!!
Поручик Ржевский: ...Если бы Варвара Арсеньевна догадалась перейти мостик и метров на сто углубиться в лес, очень скоро она услышала бы доносящееся из кустов жалобное бормотанье: - Ну Машка, ну что ты... Ну Ма-а-аша! Машенька... Незримая Марья только тяжело вздыхала в ответ. Если бы кто-нибудь мог видеть собеседницу Ржевского в этот момент, он бы согласился с тем, что Маруся была хороша необыкновенно. Изящная шея, длинные стройные ноги, проникновенный взгляд голубых глаз, обрамленных густыми темными ресницами... Смотрела она печально и застенчиво, словно стесняясь поручика, и вместе с тем была в ее взгляде некая непреклонность, которая доводила Ржевского до белого каления. Мол, «знаю, барин, нехорошо это... Однако ж не могу иначе!» Поручик не мог оторвать взгляда от мягких, подвижных Марусиных губ. Или от своего сапога, который вот-вот должен был поддаться крепким желтым лошадиным зубам и треснуть надвое. - Ботик отдай! – в очередной раз рявкнул Ржевский и брыкнул ногой, пытаясь спасти обувку. Кобыла грустно покачала головой. Мол, не судьба тебе, поручик... Сидеть на влажном дерне и пытаться вырвать сапог из лошадиных зубов – весьма печальное занятие для гусара, когда на том берегу реки ждет очаровательная девица. - Я не ранен, я спал! – в который раз попытался поручик донести до кобылы несложную мысль о том, что тащить его, как подстреленного с поля боя, никуда не надо. В глазах Маруси сверкнуло недоверие. «Уж не врешь ли ты мне, барин?» Ржевский безнадежно ругнулся и запустил в лошадь шишкой. Маруся презрительно фыркнула, на мгновение разжав зубы. Этого мгновения хватило поручику, чтобы освободить ногу и бодро вскочить с земли. - Ох и дождешься ты у меня!.. – пообещал он кобыле, отряхивая ментик и забираясь в седло. Рекогносцировка местности, произведенная из кустов, показала, что противника вокруг не наблюдается, зато наблюдается прелестная Варвара Арсеньевна. Выражение лица этого ангела ясно говорило о том, что поручика ждет не самая теплая встреча. Понуро опустив голову, словно заранее каясь во всех возможных смертных грехах, Ржевский проехал по мостику и спешился рядом с девушкой.
Варвара Залесская: - Здравствуйте, господин Ржевский, - звонко сказала Варя, вытаскивая из рукава длинный узкий листок. - Вы порядком задержались, но не оправдывайтесь, не надо. Я же понимаю, что вы по пути ко мне успели в одиночку отбить два французских обоза, обратить в бегство кавалерийскую дивизию и почти-почти взять в плен самого Мюрата, тот еле ноги унес... Вот, возьмите, это от Алексея Михайловича - сами знаете кому... А-ах, Марусечка! Девичья ручка принялась нежно гладить светлую, почти белую гриву: кобыла поручика Ржевского ходила у Вареньки в фаворе. Чего не скажешь о самом Ржевском.
Поручик Ржевский: Глаза поручика обиженно округлились. Он спрятал пакет на груди, и тоже принялся гладить свою лошадь, стараясь подгадать так, чтобы рука Варвары иногда касалась его пальцев. - Я так спешил!.. Душа моя, вы же знаете... Без вас хожу, как во тьме – немудрено было заплутать. Но что это... Вы замерзли, ах, я негодяй! Поручик заботливо набросил свой отороченный мехом ментик на девичьи плечи. - Что в Преображенке, как французы?
Варвара Залесская: - Французы как французы, - повела плечом Варенька (очень аккуратно повела, чтобы не уронить наземь ментик). - Два часа назад их сержант пересказывал мне очень странные поверья своей родины... про каких-то подземных жителей, хранящих клады... вот вздор, правда? Она заметила маневры Ржевского и с сожалением убрала ладонь с конской гривы. - А как поживает Дмитрий Алексеевич? Что я могу передать его отцу? Алексей Михайлович ужасно беспокоится о сыне, хотя и не старается показать виду...
Поручик Ржевский: Вопрос барышни ушей поручика достиг с заметным опозданием. Из слов Вареньки Ржевский уловил только то, что какой-то французский сержант осмелился вертеться вокруг прелестницы, которую гусар в мыслях уже называл своей. - Дмитрий Алексеевич жив и здоров, - подчеркнуто вежливо сообщил поручик. – Отцу просил кланяться... Душа моя, а как зовут сержанта? Неужто не назвался? Белая Маруся, которую вдруг лишили внимания, укоризненно посмотрела на хозяина и демонстративно возложила Варваре голову на плечо.
Варвара Залесская: - Кажется, назвался, - равнодушно ответила барышня, - но я, право же, не запомнила... Как-то на "Ле" или "Ля"... не нравятся мне эти французские имена! Варенька лукавила. Она прекрасно запомнила имя учтивого сержанта. Но ей совершенно не хотелось называть это имя горячему гусару. Незачем вносить в его отношение к французам еще и личные нотки. Зная Ржевского, девушка могла опасаться, что тот заявится в Преображенку разыскивать сержанта Леблана. Ума хватит.
Поручик Ржевский: - Мне тоже не нравятся! – горячо согласился поручик, бережно приобнимая девушку за талию. – Мне вообще французы не нравятся. Мне вообще мало кто нравится, а вот вы – да... Маруся невежливо наступила хозяину на сапог, но Ржевский промолчал и даже не изменил выражения лица, мысленно обещая припомнить кобыле все шалости – вместе и по отдельности. - Если этот сержант вас обидит, я его убью, - нежно предложил поручик, заглядывая Варваре в глаза. – Одно ваше слово, душа моя...
Варвара Залесская: - Господин Ржевский, - ледяным тоном ответствовала Варвара Арсеньевна, - если вы будете искать свои руки, то они - у меня на талии. И я решительно не понимаю, зачем им там находиться! Недовольно вырвавшись из объятий бойкого поручика, она отступила на шаг. - Если вы, сударь, будете вести себя подобным образом, то следующее письмо от Тарпанова вам принесет хромой Никита с конюшни. Не знаю, так ли он надежен и неболтлив, как я, но ему здесь будет определенно безопаснее!
Поручик Ржевский: Ржевский огляделся с таким видом, словно искал врагов. - Рядом со мной, Варвара Арсеньевна, вы в полной безопасности. Можете быть спокойны, как в церкви! Или еще спокойнее... – заверил поручик девушку, убедившись, что никто не крадется к ним по кустам. – Я вам только добра желаю... А вот француз этот – как еще посмотреть. Тон Ржевского не оставлял сомнений в том, что поручик непременно посмотрит, при первом же удобном случае. - Сержант Ле... Сержант Ля...?– тихонько пробормотал он себе под нос. Оставалось надеяться, что в донесении от Тарпанова промелькнет это имя.
Варвара Залесская: А Вареньке уже хотелось перевести разговор на другое. Все равно на что, лишь бы поручик забыл ее рассказ о сержанте. - Не представляю себе, как вы там, в лесу... - сказала она искренне и сердечно. - Под открытым небом... в холод, в дождь, у костров... а вокруг враги... А если верить нашим мужикам, так и кое-кто пострашнее... Девушка невольно оглянулась на развалины мельницы, и щечки ее слегка побледнели.
Поручик Ржевский: - Что нам холод и дождь, когда Отечество в опасности, - без тени пафоса, буднично повторил поручик слова своего командира. – Что холод – так это даже хорошо, мы привыкли уже, а французам несладко... Снегу бы. Ржевский непривычно посерьезнел, но слова Варвары вернули на его лицо привычную широкую улыбку. - Вы, главное, французам не верьте, Варенька. Они Дениса Васильевича «черным дьяволом» зовут, а какой из него дьявол?.. Направление взгляда очаровательной собеседницы заставило, наконец, Ржевского посмотреть в сторону мельницы. Правда, глаза его откровенно задержались на изящной девичьей фигуре... - И что же говорят мужики? – в тон девушке понизив голос, поинтересовался поручик, словно невзначай оказываясь ближе к ней. На лице Ржевского читалось исключительно искреннее желание защитить Варвару от всевозможных бед и каких угодно врагов.
Варвара Залесская: Варенька так же деликатно сделала шажок в сторону. - Про старые времена рассказывают, - ответила она. - Страшная такая история... Видите, что от мельницы осталось? А вон тот сруб без крыши - это был домик мельника. Когда-то преображенские мужики не возили свое зерно в дальнюю даль - наоборот, еще морозовские крестьяне сюда молоть приезжали. А последнего мельника звали Архипом. И был у него сын Михайла. Марфа говорит: такой красавец был, что все деревенские девки стоном стонали от одного его взгляда. Косая сажень в плечах, кровь с молоком, волосы льняные... И вот случилось так, что... Варвара замолчала. Одно дело - пугать французского сержанта байками про домовых, а совсем другое - забивать голову всякой жутковатой ерундой гусару-партизану. И не то чтоб он испугался... конечно, не испугается... а только нехорошо как-то, вот право же, нехорошо... - Дмитрий Николаевич, - взмолилась Варенька, - да глупости все это! Ни к чему мне мужицкие сказки пересказывать, а вам слушать. Побегу я, а? Вот только передам для Андрея Николаича Егорова... ну, корнета вашего... что невеста его любит и ждет. А от меня передайте, чтоб он сплетен не слушал. Я с ней целыми днями рядом - любую фальшь бы учуяла, да нету фальши... Ну, всё передала - и побегу, пора уже...
Поручик Ржевский: Поручик не очень верил в деревенских девок, стонущих от одного взгляда. По мнению поручика, даже двух взглядов было маловато... Иначе стон стоял бы по всей Преображенке, - не может быть такого, чтоб французы на наших девок не заглядывались, особенно когда других под рукой нет. Но Варвара Арсеньевна решительно была настроена покинуть его вот прямо здесь и сейчас, бросить на берегу реки, на этом холодном пронизывающем ветру... Совсем одного!.. На лице Ржевского отобразилась глубокая печаль. - Я передам Андрею Николаевичу, обязательно, - пообещал поручик. – Но только... Расскажите, что там случилось-то? С красавцем этим? Сжальтесь, Варвара Арсеньевна, нам в лесу и словом не с кем перемолвиться. С лошадьми разве...
Варвара Залесская: - Что ж, Дмитрий Николаевич, только, чур, не дразнить меня потом, что деревенский вздор пересказываю. Ваша просьба была... Честно говоря, Вареньке и самой не хотелось сбрасывать с плеч гусарский ментик, нагретый плечами бравого поручика, и в одиночестве бежать берегом Безымянки в деревню... Ах, какая досада, что этот бравый офицер не годится в мужья! Такой легкомысленный, такой вертопрах! Ну, не женятся такие, не женятся! Ржевский нравился Вареньке, но бедной девушке надо думать о будущем... - Приехала как-то в Преображенку барыня погостить, - продолжила Варя рассказ. - Дальняя родственница хозяйки. А при ней - горничная. Волосы черные, очи большие да темные, собой смугла. Деревенские решили - цыганка. Но оказалось, что барыня ее привезла из дальних земель. Говорила она по-русски не больно бойко и, как Марфа сказала, чуднО, однако понять было можно. Как Михайло ее увидел, так голову и потерял. И ей приглянулся парень. Чуть хозяйка отвернется - горняшка к Михайле. И на гулянках деревенских вместе пляшут, и по лесу вдвоем бродят, и девки деревенские уже сговорились поймать змеюку заморскую да поучить малость, чтоб здешних парней не баламутила. А только не так все вышло. Приезжая барыня вроде как с господами повздорила да разом собираться начала - уезжать! К ней в Преображенке две девки были приставлены, они вещи собирать принялись, потому барыня не сразу хватилась, что ее чернявой горняшки нет. Принялись искать - не нашли. "Бросила меня, паскуда! - осерчала барыня. - Что ж, она не холопка, вольному воля... спасибо еще, что не обокрала меня на дороженьку!" С тем и уехала. А с тех пор люди стали замечать, что переменился Михайла. Похудел, спал с лица, глаза то тусклые, то блестят, как у больного в лихорадке. На гулянки не ходит, песен не поет, с красными девками шуток не шутит... Как-то в светлый Христов праздничек выходит народ из церкви. А Михайла у паперти стоит - до того страшен, что краше в гроб кладут. Грохнулся на колени да заголосил: "Судите меня, добрые люди, казните меня - убивец я!.." Собралась вокруг толпа, слушают. А Михайла им рассказал, как прибежала к нему краля заморская - попрощаться перед отъездом. Михайла света не взвидел, молит: пойдем, мол, к твоей хозяйке, в ноги кинемся, пусть тебя мне в жены отдаст!.. А чернявая гадюка смеется: мол, дура я, что ли - за мужика идти? Ты, говорит, парень славный, сладко было с тобою, но уж коли захочу замуж идти - найду кого побогаче... Не взвидел Михайла света - и ударил кралю свою ножом, да в самое сердце угодил... Сперва-то плакал над нею, выл в голос, а потом приунялся да подумал: чай, до Сибири кандалами звенеть неохота! Вырыл в лесу могилу, схоронил любовь-свою-изменщицу, зеленым дерном накрыл - авось не найдут... А только той же ночью - стук кто-то в ставень! Приоткрыл ставень Михайла, глянул в щель - да и охнул. Луна с небес светит, а в лунных лучах стоит под окном его кралечка, словно живая. Темные очи в пол-лица, губы алые, щеки бледные. "Впусти, - шепчет, - мил дружок. Холодно мне, согреться хочу..." Захлопнул Михайла ставень, пал на колени под образом, что в красном углу, молиться зачал. А мертвая все стучит да стучит под окном... На другую ночь снова пришла, и на третью... Молился Михайла, молился Николаю-угоднику, заступнику мужицкому, да, видать, отвернулся тот от убийцы. Не выдержал парень, пошел на шепот из-за ставней, вышел за порог... Вот как до этого места Михайла досказал - так и замолк, мертвым пал людям под ноги... Поп не знал, что и делать. Непричащеным парень помер, грех неотпущенный на тот свет унес. Да еще вся деревня попу в уши шипит: не хорони, отче, парня на кладбищенской земле! Ну, махнул святой отец рукой - и зарыли бедолагу на перекрестке трех дорог, кол ему под сердце вбили. Архип-мельник для сына гроб сколотил - хоть и с колом, а не в яме, вроде пса. И заплатил бабам, чтоб по-честному обмыли и в чистую рубаху обрядили. Так бабы потом по всей деревне раззвонили: у Михайлы, мол, под бородой горло в пятнах от укусов... А только дело похоронами не кончилось. Через день Архипа на мельнице нашли: вожжу через матицу перебросил да удавился. Барин повелел, чтоб мельником Василий стал - мужик тихий да работящий. А только и трех дней не прошло - кинулся Василий барину в ноги. "Ослобоните, - просит, - не то сам удавлюсь, как Архип. Мочи нет по ночам слушать, как кто-то вокруг дома бродит, в ставни да в дверь царапается. Уж на что, - говорит, - у меня в конуре собака дура, да и та веревку оборвала да в деревню сбежала, а я ж не собака, я ж сопьюсь или сам себя порешу!.." Махнул барин рукой. Стал искать другого мельника - все боятся... А по весне Безымянка разлилась - что твоя Волга! Снесла шлюз, берег подмыла, мельница покосилась... Тут уж не только деревенские - даже барин признал, что не молоть здесь добрым людям зерно... А девку ту покойную потом не раз видали. Шастает, упырица, добычу ищет. Не успел Михайла сказать, где могила-то ее. Вырыть бы, вбить в сердце осиновый кол... да разве ж могилу в лесу найдешь? Вот и вся ваша сказочка, Дмитрий Николаевич...
Поручик Ржевский: Ржевский смотрел на девушку с нескрываемым восхищением. Он в упырей не верил, как и полагается офицеру, но занятные истории очень ценил. А еще на Варвару просто приятно было смотреть. Губы гусара дрогнули в улыбке. - Спасибо, - очень серьезно поблагодарил он и поцеловал девичьи пальцы, тихо надеясь, что хотя бы это невинное выражение признательности Варенька примет, как должное. – Мы будем очень осторожны. Завтра же выпишем колья в качестве личного оружия для всего эскадрона. Впрочем, местное ополчение на французов и так с кольями ходит. Попрошу на осину заменить, а то мало ли... Ржевский вздохнул, опять вспоминая про сержанта, и про себя четче обозначая функцию кольев в партизанской войне.
Варвара Залесская: - Все-таки вам угодно смеяться, Дмитрий Николаевич, - надула губки Варенька. - Сами просили рассказать, а теперь... Если бы я верила в упырей - не прибежала бы сюда с донесением от господина Тарпанова... Тут Варенька прервала капризную фразу, несколько мгновений помолчала - и неожиданно для себя самой вымолвила горячо и искренне: - Нет, что там! Верю в упырей, не верю, а все равно прибегу хоть днем, хоть ночью, лишь бы это хоть самую-самую малость помогло господину Давыдову... и вам. Последние слова показались Варе излишне обнадеживающими, поэтому она продолжила несколько холоднее: - Где и когда встречаемся в следующий раз? Здесь же?
Поручик Ржевский: - Денис Васильевич очень вам благодарен, - Ржевский еще раз поцеловал нежную ручку, на этот раз – словно бы от имени своего командира. Поручик жалел только о том, что не может сделать это от имени всего эскадрона, за каждого гусара в отдельности. А между тем, заслуги девушки того стоили. - Здесь же... Душа моя, французы не думают о вас дурного? Если есть хоть малейшая возможность, что вас заметят с этакими посланиями... Я бы сам пришел в Преображенку, честное слово.
Варвара Залесская: Варенька задохнулась. Именно этого она и боялась больше всего. Поручик Ржевский - в Преображенке... В чьем облике он надумает туда нагрянуть? Или - в своем собственном? На белой Маруське, с саблей наголо, с браво закрученными усами... Варенька прикусила губку, отгоняя ужасное видение, и ответила очень учтиво: - Не беспокойтесь, Дмитрий Николаевич. Поблизости живет бабка по прозвищу Сычиха. Подторговывает целебными травами - ну, еще ведьмой ее считают, но это вздор. Я уже по всему дому нажаловалась, что у меня зуб болит, - и бегаю якобы к Сычихе за зельем...
Поручик Ржевский: - Тогда вам стоит действительно зайти к ней и взять что-нибудь, чтобы вы не возвращались с пустыми руками, - озабоченно заметил Ржевский. – Если ее спросят... Она должна ответить, что вы действительно у нее были. Поручик понял, что выпадает из образа гуляки и болтуна, и замолчал. Образ был ему душевно дорог. Он создавался годами, в итоге Ржевского перестали серьезно воспринимать даже в штабе полка. Такое положение дел поручика устраивало целиком и полностью. Он распускал сплетни и анекдоты о собственных похождениях. Недруги Ржевского подхватывали эти байки с жадностью голодающего, что поручика немало забавляло. Но рядом с этой девушкой выглядеть пустозвоном почему-то не хотелось. Поручик грел ее ручку в ладонях, словно забыв отпустить после поцелуя, молчал и смотрел на Варвару, люто завидуя неизвестному французскому сержанту. Можно было биться об заклад, что нынче же вечером Ржевский явится к Давыдову с планом налета на Преображенку.
Варвара Залесская: - Конечно же, Дмитрий Николаевич, - задорно усмехнулась Варя. - И забегу к ней, и травку возьму, и прислугу заставлю травку заварить - уж позабочусь, чтоб про мою зубную боль весь дом узнал! Она скорчила очаровательную гримаску, долженствующую обозначать зубную боль, а затем неохотно сняла с плеч гусарский ментик. - Дмитрий Николаевич, мне действительно пора... Слово "увы!" она вовремя проглотила.
Поручик Ржевский: - Мне тоже… - хмуро согласился Ржевский. Он и без того непростительно задержался, и теперь сильно подозревал, что проскочить между постами не успеет. Но та черта, которой век спустя степенные помещики будут пенять друг другу («Экое, брат, гусарство!..»), - подразумевала не только и не столько беготню за юбками. - Варвара Арсеньевна, к награде вас представить пока не можем, - полушутливо продолжил поручик, который сам уж который месяц не мог дождаться своего законного Георгиевского креста. – Но может быть, вам нужно что-нибудь? Попробуем достать. Слова Ржевского не были пустым звуком. Среди трофеев эскадрона порой оказывались весьма неожиданные вещи, как принадлежавшие французской армии, так и экспроприированные когда-то французами у населения.
Варвара Залесская: А вот этого Ржевскому говорить не стоило. Нет, конечно, сначала Залесская сняла с плеч гусарский ментик и благовоспитанно начала говорить о том, что порядочной девушке не к лицу принимать подарки от молодых людей, которые не являются роднёй... Но оборвала на полуслове эту чинную и абсолютно справедливую фразу. Холодный ветер, хлестнувший по плечам, подсказал ей ответ. Варя опустила коварно заблестевшие глазки. - Но, Дмитрий Николаевич, раз вы так настаиваете... (Надобно отметить, что Ржевский не настаивал, просто не успел.) - Меня очень порадовала бы шубка, - коварно промурлыкала Варенька.- Разумеется, парижская. Но я знаю, как бессовестно подделывают "парижские новинки". Поэтому шубку, господин Ржевский, вам придется добывать вместе с Парижем, для полной уверенности... Я вас, конечно же, не тороплю. Сколько надо, столько и буду ждать... И подняла на поручика глаза - сияющие, ведьминские...
Поручик Ржевский: - Париж мы для вас добудем самый настоящий, - серьезно пообещал поручик, не сводя с Варвары восхищенного и одновременно оценивающего взгляда. – А во французской шубке в русскую зиму вы, пожалуй что, замерзнете… Одинокие снежинки ложились на волосы девушки, и Ржевский не удержался – мягко провел по ним рукой, словно бы для того, чтобы убрать снег. - Я должен ехать, - с сожалением напомнил себе поручик, делая шаг к лошади. – Париж в наши руки сам не упадет, увы.
Варвара Залесская: Варенька молча смотрела, как лихой гусар взвился в седло, как затанцевала и пошла рысью красавица Маруська, которой надоело стоять и слушать людские разговоры... Сейчас Варенька была наедине с собой, ей не надо было притворяться, не надо было думать о приличиях и хороших манерах. И если бы поручик мог в этот миг увидеть лицо девушки, он был бы счастлив и горд. Конец эпизода
полная версия страницы